М.Т. Мазуренко © 2012

Утраченная Колхида

Глава 1. 1878 -1921. Эпоха раннего освоения Колхиды. Под патронатом Русской империи || Глава 2. 1921-1946. Советизация Грузии. Коллективизация. Отечественная война || Глава 3. 1947-1954. Отрочество и юность || Глава 4. 1954-1960. Мои университеты || Глава 5. 1960-1984. На Зеленый мыс наездами || Глава 6. 1984–1988. Снова на Родине || Глава 7. 1989-1991. Одна на Родине || Глава 8. 1992-1993. Лето с Андреем. Шторм || Глава 9. 1994–2004. Последние приезды

Глава 8. 1992-1993. Лето с Андреем. Шторм

1992 г.

Андрей, как всегда, пользуется каждым днем, чтобы выбраться на природу, поработать. На несколько дней мы поехали в Кобулети к Джумберу. Работали на болотах. Там жаркое испарение. Среди напитанных водой мхов возвышается величественный папоротник чистоус царский.

Приехав обратно на Зеленый мыс с полными папками, мы поднялись к нашему дому. Жарко и парко. Андрей охлаждается под летним душем. Кабинка находится во внутреннем дворике. Неожиданно появляется мой брат. Он только что приехал из Тбилиси. С места в карьер в сильнейшем гневе кричит, чтобы я быстро освободила среднюю комнату. Проклинает. Хватает бамбуковую палку, которой я подпираю бельевую веревку и бросается на меня.

–Ты, русская, убирайся отсюда!. Я хватаю вторую палку, защищаюсь. Похоже на фехтование. Кричу Андрею, прошу о помощи. А тот голый, под душем. Стесняется. Наконец выходит и успокаивает страсти. И смех и грех. Появляется супруга Саши. Оказывается, она приехала вместе с братом. Я ее прошу подождать, утихомирить супруга.

–Я здесь живу постоянно, а вы в Тбилиси. Я в безвыходном положении. Оставьте мне на время кухню, – прошу я. – Вы же проходите через мой двор! Я могу в ответ его закрыть.

Если сейчас они закроют свои помещения, я остаюсь без кухни, воды, без выхода на свой двор. Временный мир установлен.

В тот момент я не думала, что военные события в Тбилиси и голод вынудят Сашу и Тамару переехать на Зеленый мыс. Тамара была директором школы, у Саши работа в Тбилиси. Он совсем не деревенский человек, землю не любит. Наверное, нужно было самой увидеть, как разбит войной город, чтобы понять их.

Одновременно с разбоем в Грузии сильно усиливались националистические настроения против русских. Я считалась русской. Мой брат об этом заявлял вслух, подчеркивая свое грузинское происхождение. Это меня смешило. Ведь у нас одна мать: полунемка, полуфранцуженка.

С Элей Цимблиниди я сблизилась в прошлом году осенью во время частых поездок в Хелвачаурский суд. Она дочь одного из бывших богатых владельцев дач на Зеленом мысу – грека Цимблиниди. В двадцатых годах ее отец приходил к моему прадеду в гости. Эля бывала у нас в гостях маленькой девочкой. Ее покойный муж был одним из самых состоятельных людей Батуми. В элитном девятиэтажном доме она живет в большой квартире с приемной дочерью, больной эпилепсией. В Махинджаури судится с родственником из-за части наследственного дома. Ездить в Махинджаури ей трудно. Дорога в горы к ее дому далекая. Родственники в дом не пускают. Нужно собирать мандарины, а ей, пожилой, тяжело.

По дороге в Хелвачаури я иногда к ней заглядываю. В доме где она живет, электричества чаще всего нет. Запущенный лифт не работает. Я взбираюсь по шатким лестницам на седьмой этаж и выслушиваю жалобы, рассказы о том, как зимой, без обогрева Эля и ее соседи пережидали холод, круглосуточно лежа под одеялами.

Ее соседка – вдова известного на весь Батуми хирурга Харитиди. Чванная дама живет в заставленных антиквариатом комнатах и вспоминает счастливые времена. И Эля и вдова Харитиди – последнее воспоминание о былых временах.

Андрей мечтает попасть в Турцию. На все оставшиеся деньги я по знакомству оформила два иностранных паспорта – себе и Андрею. Но поехать в Турцию не удалось. Денег на дорогу и на таможню не осталось. Я вела переговоры с Дато Гвианидзе о поездке. Он часто ездит торговать в Турцию. Но он требует оплатить бензин.

Горджоми

В верхней Аджарии в горном селении Горджоми, живет отец моей приятельницы Наргиз Болквадзе. У нас на Зеленом мысу все зовут ее Додо. Фамилия отца Наргиз – Иремадзе, что означает в переводе «сын оленя». Наргиз давно зовет нас поехать в горы в гости к ее отцу. Не откладывая в долгий ящик, мы быстро собрались и поехали.

Маленький ПАЗ бойко поднимается по серпантинам дорог в верхнюю Аджарию. В высокогорном селении Хуло дорога сворачивает в одно из боковых ущелий Аджаро-Имеретинского хребта – противоположного Шавшетскому. В Хуло мы неожиданно встречаем известного московского ботаника Андрея Георгиевича Еленевского, приехавшего в Батумский ботанический сад со своей супругой Люсей и молодым учеником-корейцем. Дело в том, что в ботаническом саду Андрей Георгиевич случайно слышал мой разговор с Наргиз, что мы с ней едем в пятницу, после работы. И решил поехать вслед.

По аджарским меркам Горджоми – глубинка. По крутым горным склонам везде разбросаны дома. Дороги размыты. Выше Горджоми транспорт не ходит. Вдоль дороги на горных отрогах огромные оползни – результат селей. В одном месте снесло часть горы, нарушив сообщение. Тут, как и везде в Аджарии, видны следы перенаселения, выпаса скотины, леса сведены. Цветет рододендрон желтый. Сильный его аромат проникает и в автобус. Несмотря на приближающиеся сумерки, вокруг цветущих и еще безлистных кустов обильно вьются пчелы. В Аджарии свой вид пчелы, стойкий к болезням. В горах развито бортничество. На ветвях высоких буковых крон можно увидеть колоды – пчелиные ульи. Мед из иели, как называют в Грузии желтый рододендрон, – темный, очень вкусный и часто ядовитый. Вызывает временное сумасшествие. Вокруг этого явления много разговоров и легенд.

Андрей Георгиевич, сев в автобус, намекает, что ему негде остановиться. А я знаю, что у отца Наргиз хоть и большой дом и места хватит всем, но кормить сразу шесть человек скромному пенсионеру с пожилой женой будет весьма накладно. Настроение у меня портится. Я прошу Наргиз не приглашать. Она смущена. Законы гостеприимства в Аджарии очень сильны. Шофер чувствует неловкость положения и сразу же зовет к себе в гости Еленевского с сопровождающими. Это решило проблему. По выходе из автобуса в Горджоми мы договорились с Еленевским о том, что утром будем его ждать до 9 утра. Я беспокоилась, видя, как обрюзг Андрей Георгиевич. Нога у него больная, и я опасалась, что он не сможет подняться на хребет. На следующий день он не пришел. Позже рассказывал, что ходил вокруг поселка и кое-что для себя собрал.

Горджоми – большое село. Двухэтажные деревянные дома прижаты друг к другу. Длинные крутые улицы не замощены. Зелени, деревьев в поселке нет. Рядом с мечетью возвышается минарет. Здесь центр магометанской жизни Аджарии.

Горджоми живет по-старому, по магометанским обычаям. Во время намаза на минарете мечети включается микрофон с записью молитвы. Истошно и громко разносятся незнакомые нам слова.

Дом Иремадзе типичен для горной Аджарии. На первом этаже скот. Зимой во время обильных снегопадов первый этаж засыпает снег. Люди живут на втором этаже. К нашей радости, у хозяина нет коровы, что делает наше существование сущим раем. А так как дом находится над откосом, с узкого балкона второго этажа кажется, что мы находимся на четвертом этаже. Открывается замечательной красоты вид на синие горы Шавшетского хребта, отроги гор, заросшие ельниками. В углу балкона – туалет. Экскременты летят под откос на пашню, где их с нетерпением ждут куры. В домах идеальная чистота. Все выскоблено. Посуда блестит. Нам предоставляют отдельную комнату. Для закладки, сушки гербария лучше не придумаешь. Пожилой отец Додо – учитель. Он рассказывает, что был одним из организаторов советской власти в горной Аджарии.

С утра идем в горы. В июне в высокогорьях еще весна. Но солнце печет очень сильно. На хребет выйти непросто. Сначала довольно долго поднимаемся вверх по глинистой улице поселка. Затем пологий подъем бесконечными кукурузными полями. На окраине плантации стоит маленькая избушка. В ней дремлет старик. С ним рядом – молодой парень. Он с удовольствием берется сопровожать нас на хребет.

Пьем холодный мацони и радуемся спутнику. Начинаем подъем. Ничто не предвещает опасности. Тропинка начинает исчезать, а заросли становятся все гуще. Наш спутник прямо на глазах изменяется, становится агрессивным и пытается сорвать у меня с руки кольцо. Я прошу Андрея не оставлять меня, идти рядом. Но муж всецело поглощен растениями, а парень становится все агрессивней. Наконец удалось уговорить Андрея вернуться в избушку. Андрей ругается и злится. Я что есть сил бегу вниз. Старик хватает палку, парень убегает. Оказалось, что это известный всему селу безобидный блаженный. Андрей досадует, торопится. Время потеряно. Близится полдень, а нужно подняться на хребет. По распадку, продираясь сквозь заросли высоких кустарников, выходим на вершину хребта Сакулаперди высотой 2500 м. В ложбинах еще лежит снег. Хребет крутой. Сюда скот не доходит, поэтому растительность не тронута и не выбита. Можно собирать растения в их естественном виде. Редкое место в Аджарии! Рядом со снегом вылезают эфемероиды: встреченный на Сарбиеле рябчик, пролески, прострелы. В легких кедах ходить нелегко. Мокрые ноги, проваливаясь в рыхлый снег, мерзнут. Для возвращения необходимо найти нужное ущелье и не уйти в сторону от села, хотя оно внизу видно как на ладони, а вой муэдзина так громок, что кажется – мечеть совсем рядом.

Отсюда хорошо видны и отроги и вершины Шавшетского, противоположного Cакулаперди, хребта, разделенного рекой Аджарисцкали. А по другую сторону также как на ладони – Аджаро-Имеретинский хребет. Горы каскадами уходят на север.

Идем по коньку хребта. С северной стороны завалы глубокого снега. Спускаемся вниз, переходя с одного отрога на другой. И чем ближе к поселку, тем больше выбитых скотом мест. Много скота разбрелось в беспорядке по жалким перелескам. Обычная в горной Аджарии картина.

Ночью у Андрея начался сердечный приступ, а мне залило кровью глаза. Резкие подъемы нам уже вредны.

В этом далеком селе сохранился обычай вышивать яркие цветы на белых полотнах. Стены в домах украшены разнообразными вышивками. Чемоданы приданого наполнены вышитыми простынями. Яркие, очень напоминают украинские. Рассказывают, такой обычай существовал во всей Аджарии, но с появлением моды на полированную мебель вышивки выбросили.

То и дело мы слышим как грабят поезда. Совсем недалеко от Батуми, в Поти, идут бои. Мингрелы-звиадисты выступают против партии Иоселиани-Кетовани. Оказалось, все бандиты. Госпиталь в Батуми забит ранеными. Фронт совсем рядом. Спасает закрытая узким горлом граница у речки Чолоки.

В Аджарии очень удобные границы. Когда в Мингрелии бесчинствовали банды Кетовани, Иоселиани, в Аджарии было мирно. Не стреляли. Маленький проход у моря у впадения реки Чолоки легко охранять, перегородить. В Кобулетской долине болота. Можно увязнуть. И Абашидзе этот проход перекрывал. В Тбилиси, в столицу Грузии, где кипели политические страсти, он не ездил. В народе гордо говорили о его независимости.

Начало лета. Еду в Хелвачаури на прием к префекту. Оказалось, что в тот же день в газете «Советская Аджария» было объявлено о том, что префект смещен. Боевые братья Асанидзе, ставшие депутатами, продвигали себя к власти в Хелвачаури. Глава Аджарии Абашидзе поощрял аджарские настроения, а префект – ставленник Звиада. В результате дом Олега по решению суда узаконили.

Мне наконец дали разрешение на постройку финского дома отдельно от брата. Я получила план. Теперь дело за покупкой дома.

Вершина Канлы. Хребет Шертули

В Батумском ботаническом саду организована поездка в высокогорья Аджарии, в Чирухи.

Наш начальник – Зураб Манвелидзе – сотрудник ботанического сада, сын министра лесного хозяйства Аджарии. Невысокий, ярко-рыжий, он работает в отделе флоры. Отец дал ему на время свой «козлик». Его мы загрузили спальными мешками, сетками, бумагой, продуктами. С нами Нино и Гия – молодые ребята, которые ездили с нами год назад.

9 июля. Быстро мчимся вверх по долине Аджрисцкали по главному шоссе. Мелькают хорошо знакомые места. Проверочные пункты сняли. Остались одни столбы. Проезжаем Дологани, Пирвели, Маиси. Здесь ранней весной в прошлые годы Андрей нашел новую для науки незабудку. У села Махунцети скалы нависают над рекой. Выше – родник Дандало. Рядом с горбатым средневековым мостом царицы Тамары через Аджарисцкали построен большой современный мост. На противоположном берегу – дом Зураба. Отец-министр мирно тохает, окучивает кукурузу. Зураб ему сигналит. Тот в ответ машет рукой. От Шуахеви поворачиваем вправо. Горная грунтовая дорога вьется серпантинами вдоль речки Чирухи, притока Аджарисцкали. Набираем высоту. Крутые склоны покрыты ельниками. Зураб за рулем в приподнятом настроении. Все шутят и поют. По мере подъема восторг Зураба усиливается. В субальпийском поясе после очередного виража на полной скорости вылетаем на красочную поляну и останавливаемся над обрывом головокружительной высоты. Еще одно мгновение – и мы бы слетели в пропасть. Выходя из машины, переживаем счастливые минуты. Но пора и вверх, в поселок. Оказалось, наши приключения на этом не закончились. Так же с разбегу Зураб подъезжает к домам пастухов. Оказывается, он забыл залить воду в радиатор. Мотор загорается. Зураб в отчаянии отбегает, кричит нам, чтобы мы последовали его примеру. Положение не из лучших. Вот-вот машина взорвется. На балконы соседних домов выбегают люди, смотрят. Советуют. Нино схватила мой развернутый спальный мешок и накрыла уже загоравшийся мотор. Пожар погашен. Зураб клянется зарезать самого жирного барана. На этом, к нашему счастью, приключения подобного рода закончились. Машина после маленького ремонта смогла ездить по холмам высокогорий.

Самые удачные сборы мы сделали на заставе Чирухи. Там нас уже хорошо знают. Начальник заставы в родственных отношениях с ботаником из Минска Н.Парфеновым. Предоставили жилье, дали сопровождающих. Мы поднимались на хребет Шертули, пограничный с Турцией. На нейтральной полосе чудесно цвели не вытоптанные высокогорные луга.

Вторым значительным походом был подъем на самую высокую точку Аджарии – Канлы, высотой 3000 метров.

С заставы несколько километров едем на машине. На хребте Шертули большая седловина. С нее подъем идет круто в гору по осыпям и курумникам – точь-в-точь таким, по которым мы ходили на Колымском нагорье. Серые камни покрыты лишайниками. Вот только нет привычного багульника с голубикой. Подъемы такие же крутые. Нас с Андреем сопровождает солдат, вооруженный до зубов. Местность пустынная.

Мы стоим на вершине, а под нами лежит вся Аджария. Большая долина реки Аджарисцкали уходит вниз к морю. С одной стороны виден Арсиянский хребет, с противоположной Аджаро-Имеретинский хребет скрывается в далекой дымке.

Спускаемся. На седловине нас ожидают остальные участники экспедиции. Андрей захотел перейти границу и собрать растения на турецкой стороне за пограничным столбиком. Это вызывает гнев и отчаяние Зураба. Он кричит, заламывает руки. Андрей спокойно пересекает границу. Она весьма условна. Нейтральной полосы нет. Зеленый лужок. Андрей собирает растения под отчаянные крики Зураба. Пограничники молчат, усмехаются.

На обратном пути, на невысоком холме, поросшем ельником, нашли новую разновидность оносмы. Андрей описал ее в честь экспансивного Зураба.

Хихадзири. Хребет Бюютдаг

Наш сосед на Зеленом мысу – родом из горного села Хихадзири. Он рекомендует нас своим родственникам. Небольшой автобус ПАЗ везет нас в горы мимо Цабланы, еще не залечившей раны обвала 1989 года. Наши попутчики – большая семья, несколько лет назад переселившаяся из горной Аджарии на Кубань. Там тучные земли. Мать, окруженная детьми, прижимает их к себе. На остановках не хочет выходить из автобуса. Оказывается, по пути, в Мингрелии, бандиты устраивали обыски, убивали пассажиров. Им удалось с трудом выбраться в Аджарию.

В Хихадзири знакомых, к которым мы ехали, не оказалось на месте. Летом многие живут в горах, на пастбищах. Стоим в растерянности. Почтальон Резо зовет нас к себе домой. Берет наши папки, рюкзаки. По узкой тропинке мимо огромных домов поднимаемся по склону к его дому. Там пустынно. Жена его в горах на летнем пастбище Сары Чаири. В доме живет сестра Резо, девушка не в своем уме, но безобидная. Резо говорит нам, что на следующий день, вероятно, в горы пойдет попутная машина. А пока мы располагаемся в его огромном доме. В одной из комнат стоят рядами мешки с крупами, орехами, мукой. Похоже на магазин. Резо объясняет нам, что зимой, когда Аджарию заваливает снегом, запас продуктов необходим.

На следующий день спускаемся на дорогу, и весь день проводим на остановке в ожидании машины. С нами еще группа терпеливых горцев. Но машины нет и приходится снова возвратиться к Резо. Вещи мы предусмотрительно оставили в доме недалеко от остановки. Идти с ними вверх по тропкам еще обиднее.

Теперь мы знакомы с таможней. Процедура выезда проходит быстро, без приключений. Льет дождь. На границе пограничники забирают документы Хари. Долго ждем, пока я не догадываюсь подняться на второй этаж к капитану и выяснить причину задержки. Капитан – средних лет, русский, с масляными глазками, надеется выманить из Хари доллары. Въезд в Аджарию Хари обошелся в 250 долларов. Теперь, видимо тоже хотят ободрать иностранца. Сначала я не догадываюсь о подоплеке. Потом и сказками и ласками удается добиться бесплатного выезда. Капитан с досадой отдает документы.

10 дней Хари возил нас по северо-восточной Турции. Оплачивал отели. Мы побывали в Ризе, Артвине, Ардагане. Поднимались в высокогорья. В отличие от Зураба с Дато, он при малейшем желании Андрея останавливал машину, терпеливо ждал, когда тот возвратится с охапкой растений. Мы повидали капиталистический мир, который резко отличался от пограничной Аджарии. Видели большие рус-базары, на которых перекупщики задешево покупали советский, привезенный из Грузии ширпотреб. Они его везли в отдаленные районы, где живет очень бедное население. В то же время в приморских городах много богатых.

В Ризе в гостинице Келеш, где мы остановились, работают русские горничные из Поти. Им платят 100 долларов в месяц. Рассказывали об ужасах, голоде в Поти, как им удалось попасть в Турцию, чтобы хоть что-то заработать. В Поти уже ели лягушек, вылавливая их в озере Палиостоми.

Мы собрали очень большой гербарий. Возвращаясь в Аджарию, расстаемся с Хари в Сарпи. Из багажника на две каталочки перекладываем 33 сетки!

На каменном парапете у границы едим прощальный арбуз. Нагруженные гербарием, везем каталочки через границу, ползем как черепахи. Беспокоимся. На жаре гербарий может спечься. Как добраться домой? Рейсовых автобусов до Батуми нет. Зато полно автобусов с челноками. Аджарские таможенники удивляются: мы единственные, кто ездил в Турцию не ради торговли, а для науки. Это вызывает у них уважение. Договариваются, подсаживают в переполненный автобус с челноками из Башкирии. Пьяные матерщинники и матерщинницы везут ковры. Стоим в проходе. Вскоре подъезжаем к батумскому железнодорожному вокзалу. А там у перрона стоит электричка, наполненная пассажирами. Только вышли на перрон – электричка тронулась и начала набирать скорость. Нам остается всего несколько метров, чтобы вскочить на подножку. Но у нас груз! Из электрички выскакивают два грузина, бегут к нам. Хватают каталки. Мы бежим, на ходу вскакиваем. Нам помогают взобраться. Кто они – эти добрые люди, которые спасли наш гербарий, требующий срочной переборки? Мы их больше не видели…

33 полные сетки – огромная работа! Все следующие дни связаны с переборкой, сушкой, перекладкой и этикетированием.

Поздно вечером на пляже уже давно нет прожекторов, полосующих море, нет пограничников. Андрей потерял там часы. Утром пошли искать. Сырая серая галька однообразна. Ничего не видно. И только после нескольких проходов я увидела часы. В то время они нам были нужны позарез. Мы вели полудикий образ жизни. Новые – не купишь.

Отъезд. 1993 год

В ботаническом саду – полное запустение. Бронзовый памятник А.Н.Краснову пытались украсть на металлолом. Кидали в него бутылки с кислотой. Разбитые, они лежали рядом, не разрушив и не исковеркав благородного и спокойного облика основателя сада. Затем бронзовый бюст сбросили со склона, но в зарослях кустарников он застрял, и его не смогли спустить к железной дороге, чтобы увезти.

Этот памятник был установлен в 1962 году, когда пышно отмечалось пятидесятилетие со дня основания ботанического сада. До того на небольшой площадке над могилой А.Н. Краснова стоял невысокий камень с фамилией и датами рождения и смерти. Здесь обычно заканчивались экскурсии по саду. Но сад до сего дня не носит имени его основателя, Андрея Николаевича Краснова.

В советское время было несколько энтузиастов – биографов Краснова: Ф.Н.Мильков, И.Г.Бейлин и В.А.Парнесс. Они писали книги об этом уникальном ботанике, с упорством хлопотали как в местных, так и более высоких инстанциях, чтобы ботаническому саду по праву было присвоено его имя. Но этого сделать не удалось. Возможно, прежде всего потому, что он был братом белогвардейца, казачьего атамана. Но объясняли это тем, что Краснов как-то назвал местное население «туземцами», (не вкладывая в это выражение уничижительного смысла) которые предпочитают приятное времяпровождение работе, и советовал привлечь к обустройству ботанического сада китайцев, обладающих уникальной работоспособностью. Этого простить Краснову не могут до сих пор. А сегодня все, что связано с вековой деятельностью в южной Колхиде людей, не относящихся к грузинской нации, просто не замечают. Популярна идея, что все культурные ценности были созданы исключительно грузинами.

В русской редакции на телевидении у нас знакомые. Правда, эта редакция доживает последние дни. То же самое и с русской газетой «Аджария», с которой я сотрудничала все годы своей работы на Зеленом мысу. Мы с Андреем писали в газету о поврежденном памятнике Краснова, о коровах, топчущих редкие растения ботанического, о территориальных нарушениях там. Удивительно, но все это было напечатано на волне демократии. К сожалению эта заметка, как и многие другие, не сохранились.

Вано отпускает меня в поездки, не контролирует приход-уход. Обычно это с ним бывало, когда он считал, что подчиненных нужно приструнить. Тогда он совершал неожиданный набег-проверку, объявлял устный выговор. На этом слежка надолго прекращалась. Но теперь есть еще одна причина моего отсутствия на работе: меня лишили рабочего места.

С момента моего приезда на Зеленый мыс шли разговоры о том, что проживающие на территории ботанического сада сотрудники переедут в новый дом в Батуми. Это будет многоэтажное здание по дороге к аэропорту. По этому поводу много хлопотали. Утверждали план. Ездили смотреть место. Главное – утрясали количество людей переселяющихся в город. Это вожделенная мечта тех, кто живет на территории сада. Время от времени появлялись новые горцы с надеждой получить квартиру в Батуми или по крайней мере, осесть на территории сада. Все будущие квартиры были распределены. Сотрудники время от времени ездили, смотрели и предвкушали быстрый переезд.

На месте будущего дома – избушка, в которой живет хозяйственная мингрелка. Она разводит свиней. Договорились, что в новом доме хозяйка получит квартиру. Пока строится дом, толстая Этери будет жить на территории ботанического сада в комнатах, используемых теперь как рабочее помещение. Эти комнаты находятся рядом с моим кабинетиком, то есть бывшей кухней. Два года назад дом Этери сломали и стали заливать фундамент. Но с приходом к власти Звиада мечтам не суждено было сбыться. И Этери застряла в ботаническом саду. Стало очевидно: ей нужно отвоевать хотя бы квартиру, в которую входят мой кабинетик-кухня и кладовка, где сидит Галина Алексеевна. И вот со шкафов в коридоре исчез мой северный гербарий. Придя утром на работу, на его месте я обнаружила керосинку, тазы. Выходить из кухни-кабинета стало сложно. Вано помалкивал.

Затем, придя на работу, я увидела запертую дверь. На лестнице были разбросаны книги и все, что было в моем кабинетике. Толстая Этери стала обладательницей всей квартиры. Вхожу в отдел. Там после смерти Тамары Петровны освободилось много места, которое используют для сушки семян.

Первым делом пытаюсь дозвониться Вано. Но он не откликается, прячется. Прошу моих коллег помочь мне собрать книги, словари. Но к моему удивлению, так называемые «подруги» насуплены, молчат. Больше всего меня возмущает Маша Овчинникова. Видимо, она боится. Собираю книги. Куда я их сложу? Над моей головой стоит толстая Этери и кричит:

–Убирайся, русская, в Россию, к своему сыну! Тут тебе делать нечего!

И вот уже в родном, казалось, ботаническом саду мне нет места.

Следующая ботаническая поездка у нас была в среднюю часть Шавшетского хребта. Из Шуахеви, нагруженные бумагой и сетками, мы пешком поднялись к дому лесника Нодари Абусеридзе. Крутые подъемы. Дома – большие, серые, выстроились вдоль дороги. Нас то и дело приглашают. Когда мы спрашиваем о доме Нодари Абусеридзе, с удовольствием указывают дорогу. Тут все друг друга знают. Оказалось, Нодари живет в стороне от основной трассы, на соседней горе. По крутой тропинке спускаемся вниз к речке, а оттуда по такой же крутой тропинке поднимаемся, обливаясь потом. Нас встречает миловидная улыбающаяся хозяйка, окруженная детьми. Хозяин на яйле, спустился с гор уже в полной темноте.

Вечером ужинаем в этой дружной семье. Чудесный человек Нодари! Живет он очень скромно. Вспоминаю, как в 1987 году он на свои деньги кормил всю московскую экспедицию в шуахевском ресторане. Закон гостеприимства.

На следующий день с утра продолжаем путь, спускаемся в ущелье, снова поднимаемся на главную дорогу. Идем вверх в надежде на попутную машину. Постепенно набираем высоту но, ни одной машины нет. В середине дня мы у верхнего селения. Отсюда на заставу ежедневно поднимается машина. После долгого ожидания, потеряв надежду и вымокнув под дождем, решили пешком взять длинный затяжной подъем. Единственное, что нам помогало, так это маячившая на горе застава. К ней поднялись только к вечеру.

Начальник заставы – молодой парень – был удивлен и даже восхищен тем, что два пожилых человека сумели самостоятельно подняться на такую высоту. Да еще и с грузом! Он нам сразу выделяет комнату, приглашает на ужин. Его молоденькая жена, родом с Украины, миловидная и очень хозяйственная, испекла гору пирожков.

Утром начальник заставы дает нам двух сопровождающих. Маршрут протянулся вдоль границы вверх по хребту. На нейтральной полосе – альпийские луга в полном цвету. Во многих местах нейтральная полоса не обозначена, только на определенном расстоянии стоят небольшие пограничные столбики. С турецкой стороны на луга Аджарии неосмотрительно забрел молодой бычок. На следующий день вся застава ест котлеты.

Кончилась бумага. Нужно идти вниз досушивать гербарий.

Весь обратный путь опять прошли пешком. Машин нет. Солнце припекает. Обливаемся потом. Одна радость, что идем не вверх, а вниз. Из Шуахеви автобусом спуститься в Батуми уже не составило труда.

Бои с родственниками за землю продолжаются. Саша, мой братик, снял за домом столбы и сетку, которые огораживали мою территорию. Теперь Саша решил присвоить не только землю, но и спрятать столбики. Обхожу дом. Вижу моего брата, сидящего на полуразрушенной шушабанде с Тамазиком Чиракадзе. Распивают вино. В окне его комнаты вижу столбики, которые он не успел спрятать. Откуда у меня взялась сила? Достаю их из окна. Столбы прочные, из металла, большие, выше человеческого роста. Сашка подбегает, начинает их вырывать у меня из рук. Но я их держу железной хваткой. Он кричит: «Чтобы ты сдохла, чатлашка! Я тебя убью!» «Чатлашка» по-грузински – более крепко, чем проститутка. Выскочил Тамазик, разнимает, успокаивает Сашку. Тонкогубая Тамара увещевает слащаво:

-Вы ведь брат и сестра… Хотя, похоже, сама подбила его на этот неблаговидный поступок. Обращаюсь к Тамазику:

Пишу заявление в милицию. У меня есть свидетель. На следующий день Сашку вызвали в Махинджаурскую милицию и оставили в КПЗ. Пока я была на работе, к Андрею приползла Тамарка: мол, какая я нехорошая, посадила брата…

Дома Сашка появился через три дня в сопровождении соседа Зивера. Притихший. Затаил злобу.

В пограничном управлении в Батуми мы получили разрешение на работы в пределах заставы Скурдиди. Ворота заставы для нас широко распахнулись. Начальник, такой суровый в прошлый раз, теперь наш друг. Мы живем в его уютной квартире. Жена его готовит очень вкусно. Она из Батуми.

В первый день нам дали сопровождающего, с которым мы попытались пройти лесом в горы. Сначала шли по узкой дорожке вдоль ручья. Над головой смыкаются кроны огромных буков. Выше по склону толстые стволы лавровишни полегли вдоль склона, упираясь в землю нижними ветвями. Непроходимые заросли густо заплетены колючими кустарниками: ежевикой и сассапарилью. Тропа на подъеме исчезла. Сопровождавший нас солдат окрестностей не знает. Запутались в зарослях, вернулись обратно.

Поход на границу более удачный. Идем в сопровождении начальника заставы и нескольких пограничников. Тропы прорублены в лесу. На обрывах лестницы. По ним пограничники поднимаются наверх. К середине дня вышли на верхнюю границу леса. Поднялись к уже обветшавшим пограничным столбикам. Сначала моросил, а затем усилился, стало проливным дождь. Быстро стемнело. Обратно идем по узкой тропе. Высокие травы и кустарники, пропитанные влагой, смыкаются. Раздвигаем, нащупываем ногами тропу. Где так было? Вспоминаю. На Курилах в бамбуке. Но здесь еще и дождь! Хотя и теплый. Идем и идем в полной темноте, уже на ощупь, шлепая по лужам. Совершенно мокрые, к часу ночи вышли на изъезженную грузовыми машинами дорогу, ту, по которой ходили в начале лета. Вдали забрезжил огонек. Там ночуют лесорубы. В маленьком вагончике тепло и сухо. Полно мужчин. Удалось раздеться и выжать одежду. Дали смену белья. На полатях уложили на чистейшую, с белыми простынями постель. Все казалось сказкой. На улице дождь усиливался, а в вагончике тепло и уютно.

Начальник заставы остался на ужин. Теперь он гордится выносливостью и целеустремленностью Андрея. На все лады его расхваливает. Седая борода, возраст – все вызывает уважение.

Гостеприимные хозяева рубят вековые буки, вывозят в Турцию. Обратно на одной из грузовых машин, груженных толстыми стволами, мы вернулись в Батуми.

В августе на катере приехал к нам сын Павел. У него украли фотоаппарат, который ему привез Андрей из Италии. Очень кстати оказался гостинец – кусок сала. Павел не понимал нашего положения. Когда я сварила манную кашу на воде, использовав небольшой неприкосновенный запас крупы, он попросил молока.

С сыном мы поехали в последнюю в этом сезоне поездку в горы Шавшетского хребта. Она во многом походила на все предыдущие. Помогал Нодари Абусеридзе. В Шуахеви посадил в автобус, следующий в нужном нам направлении. По дороге в автобусе среди пассажиров возник спор. Все приглашали к себе в дом. Победил учитель географии, потому что он ближе к ботанике. Андрей нашел новый вид вайды, которую назвал в честь сопровождавшего нас во многих экспедициях сына – вайдой Павла.

Все лето я была в смятении. Кому поручить присмотр за садом? Сулико Мироновна – декан биологического института, в котором я преподавала, советовала поручить Олегу. Она была им подослана. Продавать место на Зеленом мысу я не могла. В Сакребуло Тамара с Сашей оставили заявление о том, что если я задумаю продавать, то должна предложить им первым. Но я знала – обманут и посмеются. Да и продавать не могла. Родина, любимая. А уезжать нужно.

Нужно найти верного человека, но не в моем окружении.

И я выбираю Авто Беридзе-патара – маленького. Он родом из Замлети, недалеко от Шуахеви. Стал жить на Зеленом мысу лет пять назад. Работает в ботаническом саду милиционером. Раньше мне помогал собирать виноград. Хорошо лазает на деревья. Живет он за перевалом. Там в небольших, сбитых из досок клетушках, живут несколько семей. Авто там построил себе дом по горскому образцу. Его жена Натела не говорит по-русски. У Авто сын-подросток и две маленькие дочки-погодки. Он соглашается присматривать за садом.

Сентябрь. Нужно уезжать. Наташа Васильева и ее супруг Толя Степурко живут у перевала на половине Адяки, землю которого унаследовали. Теперь хотят ее выгодно продать. Торгуются. Хозяйственная Наташа нашла покупателей на мою мебель. Это очередные горцы, недавно переселившиеся в чайный техникум. Я часто их вижу, идя на работу. Молодой, с густой черной копной волос мужчина, производит впечатление разбойника. Плохо одетая жена все время с наклоненной головой, с веником в руках. Живут в разбитой комнатке рядом с гаражом.

На трактор погрузили мой чешский гарнитур, верно служивший в Магадане. Тетка смотрела с одной стороны, Сашка с другой. Теперь они уверены в моем отъезде.

Сосед Брунджадзе покупает оставшиеся брикеты. Не скоро мы тут будем что-то строить!

Ситуация меняется. Я уезжаю, и по законам колхоза мне остается 600 квдратных метров, (шесть соток). А брат, раз он переехал жить на Зеленый мыс, теперь может претендовать на 1000 метров, то есть отобрать у меня недостающие сотки. И в этом направлении предпринимаются шаги. Неожиданно на моей площадке появляются молодые неизвестные люди в камуфляже, с автоматами. Вызывают в милицию. Там сидят оба брата, жалуются на меня. Говорят, что я их оскорбляла, что я русская. Я сижу напротив. Лица родных искажены злобой. Чего они от меня хотят? Выгнать!

Во главе Махинджаурской милиции теперь Автандил Пахуридзе. Я его встречаю каждый день, идя на работу. Он имеретинец, на Зеленом мысу давно, знает меня, защищает. Братья уходят неудовлетворенными. Меня удивляет, ведь они между собой в ссоре. Понимаю: Олег требует отработки за свои прежние благодеяния. Дело вовсе не во мне, а в земле, в площадке с видом на море.

За лето набралось очень много гербария. Вывезти вещи мы не можем: нет транспорта. Я расстилаю одеяло, в середину кладу пачки с сухим упакованным гербарием, а потом зашиваю. Набралось больше десятка таких тюков. Остальное взять не смогли.

В последний момент Автандилу Беридзе, которому мы поручали охрану нашего сада, удалось достать трактор.

Быстро грузим тюки на трактор, а сами бежим вниз с нашей горы. Там садимся на автобус до Батуми. На пристани уже собралась толпа. У причала стоит катер «Михаил Светлов». Посадка будет трудной. Вся надежда на помощь Авто. Он вскоре подкатывает на тракторе с нашим скарбом. На посадке свалка. Кидаем вещи через борт. Протискиваемся.

На катере сидим на куче вещей. Мы еще не ощущаем, что покидаем Зеленый мыс навсегда. Еще будем сюда приезжать. Но Зеленый мыс уже перестал быть нашим домом. Дальше – только долгое прощание.

Полоса воды все сильнее и сильнее увеличивается, берег уходит вдаль. Я вглядываюсь туда. Минуем БНЗ, над ним вдалеке возвышается в тумане Мтирала, затем Махинджаури, родной Зеленый мыс. Катер выходит в открытое море. Берег постепенно исчезает.