М.Т. Мазуренко © 2012

Утраченная Колхида

Глава 1. 1878 -1921. Эпоха раннего освоения Колхиды. Под патронатом Русской империи || Глава 2. 1921-1946. Советизация Грузии. Коллективизация. Отечественная война || Глава 3. 1947-1954. Отрочество и юность || Глава 4. 1954-1960. Мои университеты || Глава 5. 1960-1984. На Зеленый мыс наездами || Глава 6. 1984–1988. Снова на Родине || Глава 7. 1989-1991. Одна на Родине || Глава 8. 1992-1993. Лето с Андреем. Шторм || Глава 9. 1994–2004. Последние приезды

Глава 7. 1989-1991. Одна на Родине

Я так любила Зеленый мыс, что сама мысль о разлуке с ним мне претила.

В Москве заболел раком отец Андрея, мой свекор Павел Александрович. Сделали операцию. Казалось, все успокоилось. Сердце у него было крепким, это вселяло надежду. И все-таки я решила переезжать в Москву. Обидно! И суд проиграла, и строить мне не дают. Олег вместе с Сашкой отвоевали у меня кусок площадки.

В Москве зимой я прошла по конкурсу в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию на место директора малюсенького ботанического сада при кафедре ботаники. Договорилась о том, что ко мне на Зеленый мыс приедут помогать с отправкой контейнера два сотрудника кафедры. Дело оставалось за утверждением на ученом совете. Я планировала отъезд на конец апреля.

Приехав на Зеленый мыс в феврале, я первым делом увидела поваленное дерево веймутовой сосны, посаженной еще моим прадедом. Она стояла рядом с домом Олега. Срубил он и большой, примыкавший к его дому граб. ххх

Дом отдыха «Магнолия» не работает, он заполнен армянами, пострадавшими во время Спитакского землетрясения в декабре прошлого года. Живут они и в пансионате «Махинджаури» и на Зеленомысской турбазе. Аслан Абашидзе – первый секретарь коммунистической партии – оказал им гостеприимство.

Националистические настроения резко обострились. За утренним кофе только и разговоров об этом. В одном из толстых журналов опубликован рассказ Виктора Астафьева «Ловля форели по-грузински». Этот журнал в Аджарии нарасхват. Рассказывают, что его читали, возмущались даже в Хуло! Мне с трудом его одолжили на один день.

По пятницам на центральном телевидении идет передача в прямом эфире под названием «Взгляд». Она пользуется популярностью. На этой передаче грузины выразили свой протест писателю. Требуют публичного извинения. Рассказ, по моему мнению, искренний. В нем Астафьев осуждает чванство. Его возмущает то, что женщины не садятся за стол вместе с мужчинами. Ничего особенного, на мой взгляд. Астафьев не знает и не понимает кавказских традиций. Но этот рассказ задел грузинскую гордость. Идут разговоры о том, что русские плохие, хотят их унизить. В нашем отделе больше всех распаляются Гульнара и Нази. В Тбилиси у университета собираются демонстрации.

Март на Зеленом мысу полон очарования. Начинается весна.

«Морские» облака начинают наплывать на сушу, закрывая собой прибрежные холмы. Эти облака негустые: зелень и белые цветущие сады просматриваются сквозь их легкую дымку. Днем туман рассеивается.

Андрей с Павлом уехали в Талыш. Я давно мечтала там побывать. Но предпочла попрощаться с Зеленым мысом, собрать вещи. С каждым днем долгое прощанье становилось все невыносимее. Слезы наворачивались на глаза, когда я вечерами сидела под буком и прощалась со всем, что мне так дорого. Глодало меня и чувство полного поражения. Приехали молодые сотрудники кафедры ботаники из Тимирязевской академии в командировку. Казалось бы, они должны что-то знать о моем переводе. Но они молчат. Нужно организовывать контейнер, а я в неведении. Вызова нет! Добрейший Нури Мамедович требовал от меня конкретного решения.

Расцвели розы. Покрылась зеленью винограда беседка. Его цветы, мелкие и ароматные, дождем падали на голову. В небе вились ласточки. И я решила остаться. Безумный поступок! Зов родины, который я не смогла преодолеть. Продлила свое непростое существование на Зеленом мысу еще почти на пять лет.

9 апреля. Трагедия в Тбилиси

Грузия требовала самоопределения. 9 апреля молодежь собралась на демонстрацию перед зданием правительства. Не расходились и ночью. Произносились лозунги против Советского Союза и России. Навести порядок не удалось. Кто-то дал команду стрелять в демонстрантов. Пролилась кровь. Было убито 9 человек. В город ввели войска. Потом долго и лживо выясняли ситуацию. Ставился вопрос ребром и на партийном съезде депутатов, который проходил через месяц в Москве. Выясняли, кто дал команду стрелять в мирную демонстрацию. Так и заболтали. Распространялись слухи о том, что русский солдат с автоматом бежал по всему проспекту Руставели за бабушкой и, настигнув ее, убил. По слухам, грузины задирали солдат, плевали им в лицо и требовали убраться с их родной земли. А солдаты на службе, с оружием.

Был объявлен всесоюзный траур. Андрей с Павлом ехали через Тбилиси 11 апреля, видели танки.

12 апреля я встречала в Махинджаури поезд, на котором они приехали. В саду было так прекрасно, как бывает в мае. Андрей одобрил мое решение остаться на Зеленом мысу.

Катастрофа в Цаблане

Одновременно с событиями в Тбилиси случилась экологическая катастрофа в Аджарии. В селе Цаблана, расположенном на склоне крутой горы в долине реки Чирухи, обвалилась половина горы и погребла под собой 50 домов с людьми. Было много жертв. В момент обвала по дороге под горой ехал автобус. И его завалило обвалом. Все произошло мгновенно.

На второй день мы с Вано поехали на место катастрофы. От Шуахеви повернули в сторону Шавшетского хребта вверх по речке Чирухи, притоку Аджарисцкали. Гора, под которой была погребена деревня, зияла скалами оставшейся половины. В завале работали люди, пытались откопать исчезнувшие дома. После обвала образовалась плотина. Но ко времени нашего приезда ее прорвало. Течение горной реки постепенно уносило землю.

Объявлен всесоюзный траур. Трагедия, подобная цабланской, могла произойти в любом месте горной Аджарии. Подвела гигантомания. Огромные однообразные квадраты домов над обрывами всюду стоят, словно висят, на крутых склонах. Часто видишь блестящие на солнце огромные крыши-зонты. Иногда они искорежены под навалами снега.

В июне, когда проходил знаменитый съезд депутатов, и выступления делегатов воспринимались как выступления артистов, я оказалась в Москве. Город опустел.

Моя подруга Рита Назарова – преподаватель университета во Владивостоке– просила оказать помощь. На практику в Батумский ботанический сад ехали несколько студенток с руководительницей. В Москве они были проездом, и я хотела показать им панораму Москвы. Но по Москве-реке речные трамваи не ходили. Город замер. Все прилепились к экранам телевизоров, слушали выступления. Я решила показать ботанический сад на проспекте Мира, Аптекарский огород. А студентам хотелось на Арбат.

Наконец, девушки улетели в Батуми, а я из Москвы поехала в командировку в Ригу. Я волновалась: как устроятся на Зеленом мысу красивые девушки, не сталкивавшиеся с нравами местных молодых людей?

Прилетев домой, была приятно удивлена. Оказалось, девочек устроили в общежитии чайного техникума, которое курировала Нана Александровна Чиракадзе. Она мне рассказала о том, что руководительница студенток живет не со студентками, а отдельно в гостинице ботанического сада, то есть на даче Баратова под присмотром Вано Мамунидзе. Меня удивило легкомысленное отношение руководительницы к своим подопечным. Но Нана меня успокоила: студенты опекают девушек, защищают их от посторонних посягателей и вечерами устраивают танцы. Никаких неприятностей не было. Я была очень обрадована. Единственный случай в истории!

Ведь все годы, которые я прожила на Зеленом мысу после возвращения из Магадана, меня удивляло полное отсутствие контакта ботанического сада с чайным техникумом. Это учебное заведение было создано для того, чтобы усваивать опыт ботанического сада. В свою очередь студенты могли бы проходить практику в ботаническом саду. Ежедневно я видела целую армию студентов, но я ни разу не увидела студентов на занятиях в ботаническом саду. Ни разу! А рабочих рук у нас не хватало.

Эти два учреждения, казалось, созданные друг для друга, совершенно не общались. Только по-соседски, на бытовом уровне встречались, дружили, разговаривали, слетничали. Я иногда на эту тему разговаривала с Наной Чиракадзе. Но она была в этом отношении безинициативной. Вполне возможно, боялась начальства. У нее изъян. Она на государственной территории держит хозяйство. Могут придраться. А в спокойном месте, каким был чайтехникум, все по старинке идет в заведенном порядке.

Я люблю свой сад, люблю ухаживать за растениями. Там забываю о том, что дом требует ремонта, работаю с удовольствием. Андрей сердится, говорит: «ребенок заигрывается, а ты – зарабатываешься».

Середина лета. Гостей нет. Решила делать ремонт.

Мне изредка помогает Зураб Чхаидзе – сотрудник ботанического сада. Он живет через овраг от моего дома, в доме учителя чайтехникума. Зураб кажется честным малым. Родом он из села Дологани. Жена его Лиля – абхазка, преподает русский язык в чайтехникуме. Позже оказалось, что Зураб и Лиля очень хотели купить мою землю. Я ведь собиралась уехать.

Травма ноги

Стол, на котором я стояла с кистью, покачнулся. Я упала на раскрытую дверцу печки.

На правой ноге – большая рваная рана. На счастье, в соседней комнате был Зураб Чхаидзе. Помогал мне с ремонтом. Он побежал к Олегу. Поехали в больницу на БНЗ. Странного вида хирург, больше похожий на толстого мясника, небрежно зашивая рану, с пристрастием расспрашивал Олега, каким образом я поранилась. Тот быстро от меня отмежевался. Мол, ничего не знает, только доставил в больницу.

Вечерами в темноте наши холмы сотрясают выстрелы. Днем, когда сияет солнце и поют птицы, все это кажется нереальным. Но когда наступает темнота, картина резко меняется. У меня в доме все открыто. Запоры, как и прежде, символические. И сейчас я ненавижу замки. «Замку цена – копейка». Окуджава прав. Любой замок откроют.

Мой брат добился суда по разделу нашей с ним пловины дома. Саше присудили среднюю комнату и кухню Я остаюсь в десятиметровой комнате без двери. А строить новый дом мне не разрешают. Тупик!

Он живет в Тбилиси. Приезжая, живет в пристроенной мамой комнате, так называемой Иверии. Столуется со мной. Неужели выгонит? Не хочется в это верить.

У власти Звиад Гамсахурдия

Звиад Гамсахурдия пришел к власти. Приезжал в Батуми. Его, в отличие от прошлой осени, теперь признают все. Аслан Абашидзе его встречает с почетом, возит по окрестностям, угощает.

Захожу по делам к Вано. Вчера он водил супругу Звиада по ботаническому саду. Со значением показывает пачку цветных фотографий. Супруга Звиада Манана в черном бархатном костюме вместе с Вано в японском садике. Сразу видно – гордыня. Позже говорили, что она хотела использовать несчастного, психически больного человека –своего мужа. Кто знает? На фотографиях в прессе лицо Звиада создает впечатление больного. Я читала книжку Амальрика, написанную задолго до того, как к власти пришел Звиад. Когда при власти Брежнева в Советском Союзе Амальрика на время выпустили из заключения, Звиад его взял к себе на работу то ли дворником, то ли садовником. Амальрик пишет: его не оставляла мысль, что у Звиада мания преследования. С другой стороны, хвосты КГБ были везде. И это тоже приметил Амальрик.

Декабрь. Я в доме одна. Жду получения паспорта. Вано потребовал, чтобы я оформила отпуск в декабре. Да, это не Нодари Мемедович. Вано не понимает моего положения. Пришлось взять отпуск и остаться на Зеленом мысу в ожидании паспорта. Я топила печурку и заканчивала книгу «Краски северного лета». Зимние краски юга были совсем другими в сравнении с северными. Я ими не переставала любоваться. Когда Москва вся в снегу, в декабре на Зеленом мысу бывает замечательная погода!

Почта находится в просторном двухэтажном здании на полпути к поселку Махинджаури. Заведует ею интеллигентная, симпатичная Лиза Концелидзе. Она замужем за очень приятным Джемалом Беридзе. Их дом на горе над почтой. К Лизе я часто заглядываю, иногда остаюсь вечерами в ее гостеприимном доме, любуясь закатами, бухтой, которая с этого холма выглядит совсем иначе, чем с моей площадки. Как-то зашел разговор о склепах. Лиза, коренная ленинградка, рассказывает, как во время блокады пряталась в склепах Смоленского кладбища от мародеров.

В один из вечеров Лиза принесла весть о том, что сын Олега застрял в Туапсе, заболел и попал в больницу. Олег ездил к нему на выручку. Через несколько дней я увидела сына Олега Рому на балконах Олегова дома. Он, как всегда, был со мной любезен и доброжелателен. Так же вел себя пасынок Олега, тоже Рома. Садясь в автолайн, по существующей в тех краях традиции заплатил за мой билет. Я была приятно удивлена, даже растрогана.

Тамара Максимовна тоже приходила ко мне. Она резко похудела, ослабла. Однажды на подходе к нашему дому упала. Я пыталась вызвать скорую помощь. Мне недавно поставили телефон. Но скорая не приехала. У всех есть машины и стариков привозят прямо в пункт скорой помощи.

Тамара Максимовна выздоровела. Но ушибленная грудь продолжала болеть.

Электричество

В моей комнате со старых времен осталась под потолком стеклянная, отороченная чугунным литьем в стиле модерн, подставка под большую керосиновую лампу. Когда провели электричество, ее перевернули и она стала люстрой. Много лет спустя благородный чугун покрасили краской «серебриной» и абажур потерял свою прелесть. Я ломала голову, как бы отмыть эту краску.

Когда я все оставила на Зеленом мысу, уезжая только с пачками гербария, пожалела о нескольких оставленных вещах. Первым делом о библиотеке, которую долго собирали, потом о столе красного дерева ХIХ века, который я c большими трудностями покупала Андрею в Москве перед отъездом в Магадан, о витых скамейках, которые стояли со времен моего прадеда и, наконец, о люстре. Но что поделаешь…

Мама вспоминала: когда провели электричество, сразу бросились в глаза углы, заплетенные паутиной. Во влажном батумском климате паутина очень быстро нарастает. А потом жили так, как будто электричество было всегда. Но я хорошо помню трагедии вокруг разбитого лампового стекла, фитильки керосинок, керогазы. Впритык к дому стоит толстый стальной столб. От него идут провода. Мама решила расширить террасу, пристроить кладовку. Столб оказался на краю маленькой кладовки. А разводные коммуникации выходили прямо из ее крыши. Во время сильных ливней вода текла по столбу. Рядом, над верхней полкой, мощным сверчком трещал счетчик. Там были пробки, основания которых обматывались проволокой. Все это называлось «жучок». С пробками часто возникали проблемы. Они были очень непрочными. Время от времени выскакивали, падали на цементный пол, терялись. Нужно было снова приноровиться, достать тонкую проволочку, замотать. Зима. Руки красные, замерзшие. Промозгло, холодно. Льет проливной дождь.

Прихожу домой – света нет. С фонариком пытаюсь наладить жучок. Но никак не получается. Нужен умелец. У меня их два. Один Зураб Чхаидзе – мой сотрудник. Нужно спуститься вниз по крутой и тоже скользкой тропинке, перейти взбухший от дождя ручей и по такой же крутой тропинке подняться к дому учителей, где живет Зураб. «Был бы он дома!» – молю я Бога. Безотказно и благородно вместе со мной Зураб спускается в овраг, поднимается к дому. Словно волшебник, быстро налаживает свет. О радость! На плитке готовится обед. Греется чайник. Включается маленькая масляная батарейка обогреватель. Включаю телевизор, смотрю интересные фильмы, которые показывают по «иллюзиону». За окном сплошная стена дождя, тьма. А здесь островок яркой и теплой жизни!

Еще при маме кто-то ей сделал отвод сети от основного щитка, чтобы платить меньше. Так у всех соседей.

Однажды в субботу приятным весенним утром, когда день сулит только радость, к дому подошел неизвестный мне человек среднего роста с желчным злым лицом. Он из Чаквы. Инспектирует, проверяет счетчик, а главное – штрафует. Если я не заплачу штраф, то отключит электричество. И тогда блаженство света и тепла закончится! А для того, чтобы застукать врасплох и застать хозяев дома, этот опытный контролер выбрал утреннее время. Я, волнуясь, пытаюсь наладить отношения: не дай Бог отрежет свет! Но тут на мою беду выходит из своей комнаты Саша. Он вчера приехал из Тбилиси, живет в столице, мои трудности ему непонятны. Он человек горячий, хотя становится тишайшим там, где есть сила и власть. Сейчас он распаляется и, как тигр, с криками на грузинском, бросается на контролера. Я не понимаю половины гортанной грузинской быстрой речи, но прекрасно осознаю, что сейчас надолго лишусь света. А где потом искать концы? Где работает этот контролер? И мне приходится унижаться перед желчным человечком, утихомиривать не на шутку расходившегося Сашку. А потом платить огромный штраф.

За несколько лет до описываемых событий мы жили в Магадане на улице Дзержинского 10, на 5 этаже. На каждой лестничной площадке счетчик бешено крутится, накручивает киловатты. Вся жизнь в Магадане на электричестве: свет, плитки и прочее.

Дело происходило в субботу в середине дня. У нас гость – Даниил Яковлевич Берман. Мы только-только сели за стол и налили рюмки. Закуска на столе. Все в предвкушении вкусного обеда. Но вдруг неожиданно раздается звонок. Я открываю. Предо мной стоит низкая со злым лицом женщина-контролер. Она заявляет:

Если в течение получаса не оплатите, я его отключу. Мгновенно, не задумываясь, накидываю шубу, ноги ныряют в унты. На улице нешуточный мороз. По нагромождениям снега, гололеду, сугробам, что есть сил бегу к сберкассе. Она в одном квартале от нашего дома. Там в последние минуты перед перерывомоплачиваю недостачу и таким же темпом бегу обратно. Тетка уже все отключила. Но она еще в соседнем подъезде, чинит расправу. Еле уговорила ее восстановить, подключить свет.

Мы снова за столом. Можно отдышаться. Рассказываю, где была. Берман:

–Ну и повезло тебе, Андрей, с женой! Я, обращаясь к Андрею:

–Что бы мы делали без света? Андрей спокойно:

–Купили бы свечи, пошли бы в Институт, в лабораторию, ведь это рядом. Любил подначивать!

Главное, на что справедливо взъелся контролер – это столб. Он опасный, его нужно менять! Однажды, когда была особенно сильная ночная гроза, молния ударила в столб.

Долгие хлопоты. Наконец приезжает бригада веселых ребят-электриков. С утра они хорошо зарядились. Будут менять столб, проводить отдельный мощный провод с хорошей изоляцией. Я в восторге. Неожиданно в эту же минуту к моему дому подкатывает легковая машина моего директора. Шофер привозит записку. Приехало столичное телевидение, мне необходимо срочно прибыть в ботанический сад. И я вынуждена оставить бригаду. Они будут проводить работы без меня. Провели. Но провод лег на крышу без изоляции. А под осень именно на эту крышу ложились лозы со спелым виноградом. И все остальное время, что я жила на Зеленом мысу, мне приходилось, словно в цирке, осторожно пересекать этот оголенный провод, собирать виноград, а через месяц и падающую на крышу хурму.

Для одного из веселых ребят вскоре все кончилось трагически. Он сгорел в трансформаторной будке. Видимо, взялся за оголенный провод.

Электричество часто отключают. Стали давать только на один-два часа в день, чтобы жители могли посмотреть сериал или эмоциональное выступление очередного лидера определенной партии.

Газ

В середине восьмидесятых газ был привозным, в баллонах. Их развозили по домам. Машины с баллонами поднимались высоко в горы. Возили баллоны и в наш тупик. Кончится газ в баллоне, мы тащим баллон за калитку. Выстраивается несколько пустых баллонов. Под баллон кладем деньги. Газ дешевый. Когда приезжает машина с баллонами, нам не обязательно присутствовать. Берут пустые, ставят полные. Вот и вся процедура. Коварство баллонов заключалось в другом. От плиты протянут шланг. Этот шланг нужно подключить к полному баллону особым способом, нажав на пробку. Не всякому это удается. Проверить можно, только зажигая плиту: идет газ или не и дет. Баллон тяжелый, льет дождь. Никак не присоединяется шланг. В конце концов, борьба с баллоном заканчивается победой. Можно на время успокоиться. Баллоны старые, ключи к ним часто неисправные. Но есть газ!

Газ подорожал. Мои баллоны разворовали. Деньги стащили. Неприятно гадать, кто совершил эту пакость. Потом были украдены и пустые баллоны. Потом баллоны с газом стали на вес золота. Я стала готовить пищу на печке. Пришлось вспомнить о хворосте, дровах. Все эти трудности – на фоне прекрасной субтропической природы, изобилия фруктов, цветов. Как только долгие дожди кончались, наступали сказочной красоты теплые дни.

На хлопоты о паспорте, связанные с постоянными поездками в Хелвачаури, запросами в Магадан, получением от Андрея свидетельства о браке, ушло почти два с половиной месяца.

В одиночестве встретила Новый год. Соседи, Венера с Сережей, звали к себе. Но я предпочла одиночество. Сидела под буком, любовалась видом на бухту и размышляла о нашей жизни. Расставаться с Зеленым мысом я не думала, хотя вокруг в Грузии шли бои и связь с Москвой была с перебоями.

Весна 1992 года

Наконец в начале января я получила паспорт. Вырвалась в Москву только 13 января, на старый Новый год. Андрей уже и не чаял.

Московская жизнь с заботами о свекрови, внучках резко отодвинула меня от зеленомысских забот. В Москве было голодно. За продуктами собирались огромные очереди.

Еженедельно я ходила далеко по гололеду за получением ветеранского пайка свекрови. Это набор продуктов, совсем небольшой. Но свекровь требует, а паек действительно на некоторое время разнообразит жизнь. Основное время уходит на очереди в магазинах за продуктами.

Андрей радовался назревающим событиям, переменам. Следил за политическими событиями и время от времени писал в различные органы печати. Маман также очень радовалась не отрывясь от своего транзистора все время слушала новости и делилась с нами. Приход Ельцина к власти, трудный приход, развал Советского Союза – все воспринималось как хорошее знамение, вселяло надежды на будущее. Большинство сочувствовало Ельцину. Старая власть себя изжила.

В Грузии у власти Звиад Гамсахурдиа. У него помощники – Кетовани и Иоселиани. Они формируют свои маленькие армии, то есть дружины. Об этом я узнаю в Москве урывками.

Еще прошлой зимой редактор газеты «Советская Аджара», Лиана Менуагрия, когда я с надеждой говорила о народных патриотах – художнике Кетовани и литераторе Иоселиани – с горечью возражала. Называла их бандитами. Но меня так и тянуло ей возразить: это люди духовные! Звиад – сын знаменитого писателя-историка. На самом деле просто модно показывать себя в таком обличье. Трудно разобраться издалека, когда одни события быстро сменяют друг друга.

Я сижу у телевизора, смотрю передачу под названием «бенефис». Интервьюируют Иоселиани. Нет, это не интеллигентный человек. Он хвастается тем, что в тюрьме убивал людей.

Конец февраля. Я возвращаюсь в Батуми. Во Внуково развал, грязно. Разбитые кресла. Табло не работает. Ожидая своего рейса, я разговорилась с другой пассажиркой, Ириной Воиновой.

Раньше она работала в Ярославле директором кинотеатра. Но с наступлением новых времен стала челноком. Возит из Турции кожаные куртки. Теперь живет в Москве. Имеет хорошую квартиру на юго-западе. Муж спился. Она перетянула в Москву сестер, которые, пока она ездит в Турцию за товаром, присматривают за ее дочкой-старшеклассницей. Челноки готовы на любые трудности. Это их работа. Пахнет большими деньгами, авантюризмом.

На наш рейс пассажиров совсем мало, но попасть в самолет проблематично. Дюжие молодые украинцы, этакие запорожцы, грузят цепи и другой тяжелый металл. Летчики, не стесняясь, требуют свою долю. Вся эта дикость для непосвященного глупого пассажира кажется возмутительной. Но привыкали мы быстро.

Батуми встретил глубоким снегом. Дом холодный. Протоптала тропинку, затопила в комнате печурку. Обогрелась. Шел мимо к себе на гору Авто Беридзе-маленький. Поделился буханкой мягкого свежего хлеба, который только в Батуми бывает таким вкусным. Стало тепло на душе. Я вспомнила милого Нури Мемедовича, страдавшего от полноты. Он мне говорил, что не нужно есть свежего хлеба. От него полнота. Да разве удержишься! В Грузии свежий хлеб вместо гарнира. Его макают в соус, вкусный острый мясной соус!

Обнаружила разбитое стекло на кухне. Кто-то в мое отсутствие лазил в дом.

И опустошенный подвал! Там стояли баллоны с вином. Больше 500 литров вина! Мы его осенью вместе с Авто готовили, с трудом покупали сахар. В погребе пусто. Но главное – украдены дефицитные стеклянные баллоны. Их нигде не достанешь. Я поручила соседу Сереже Авдишвили охранять дом. Да какой он охранник! Венера и Сережа – единственные соседи, к которым я иногда заглядываю попить кофе.

Теперь Сережа смотрит на меня невинными глазами, сочувствует. Я про себя догадываюсь: пропажа вина – это дело его рук. Он любит закладывать. Но ссориться с единственными соседями, которые ко мне доброжелательны, я не стану.

Две оставшиеся у меня курицы состарились, не могут уже взлетать на дерево. Ночуют в курятнике. К ним прибежал молодой петух от Нины, жены Зивера. Нина пришла за деньгами. Пришлось отдать 30 рублей. Деньги большие. Но мои куры старые, равнодушны к молодому и энергичному петуху. Он рассердился и решил уйти к молодым, к тетке Майе. Его там видели в вольере. Но когда я заикнулась о нем – тетка подняла крик. Чего только я не услышала:

–Этот петух пришел сам. А самцы всегда выбирают лучшие места! Не утратила боевого и хулиганского духа моя тетушка.

Опытная Гульнара Гулиашвили советует зарезать кур

– Они сами просят смерти – объясняет она. Нет, я к ним привыкла. Одна из них пришла ко мне, когда я сидела на скамейке. Положила голову мне между колен и испустила дух. Вторая с трудом забралась в курятник и затихла навсегда.

Я навестила Тамару Максимовну. Она маленькая, слабая, злая, стояла на пороге. Я спросила, как она прожила зиму.

Она, видимо, надеялась на мою помощь, а я надолго уехала домой, в Москву.

Зимой ей особенно было плохо: дрова для печки не могла добывать, слабела.

Рассказывают об ужасах войны и разрухи. Положение в Грузии очень тяжелое. В Тбилиси холодно и голодно. Ночами автоматные очереди на соседней горе, экранируя, усиливают звуки стрельбы.

Выйдя на работу, я первым делом пошла к Вано с просьбой помочь мне вставить стекло. В ответ он возмутился:

За утренним кофе только и разговоров, что о войне в Тбилиси, о разбоях.

Рассказывают, что ходить на Зеленом мысу небезопасно. Кого-то изнасиловали, кого-то ограбили. Имен не называют. Шайки мингрел проникают в Аджарию и грабят.

Зимой в Батуми приезжал Звиад Гамсахурдиа и патриарх Грузии Илиа. Крестил население. Занятый под архив красивый католический костел теперь стал грузинской церковью. В Батуми в старой части города есть православная церковь. Это старинная греческая церковь. Но бывший костел, что подчеркивается особо, – это грузинская церковь. У девушек нашего отдела на цепочке крестики святой Нино: края креста приспущены вниз и крест очень похож на самолетик. Это модно.

Звиад Гамсахурдиа, человек верующий, считал, что Аджария должна быть чисто православной страной. Его отец, знаменитый писатель, в своих романах воспевал славу царицы Тамары, Давида Строителя. В средневековье территория современной Аджарии и еще многие земли были грузинскими, христианскими. В высокогорном селении Схалта до наших дней сохранился очень красивый, в византийской традиции, маленький христианский храм. Ранее, когда Аджария в течение трехсот лет принадлежала Турции, а население стало исповедовать ислам, церковь была заброшена. Теперь ее открыли для посещения. Христианские настроения не понравились пожилым аджарцам-магометанам. Они пытались ее разрушить, осквернили. Магометанство в Аджарии более сильно выражено в горах.

В Батуми были демонстрации, голодовки молодежи. Как в столице. Рассказывая, нажимают на слово «сухая голодовка». Потом, как выяснилось – голодовки вовсе не было. Студентки педагогического института хотели быть передовыми. Но под покровом ночи сытно обедали. Демонстрантов выследили и прогнали.

Огромный памятник Ленину на площади свалили. Соратники Звиада в экстазе надругались над поверженным Ильичем.

В марте я получила письмо из Тбилиси от Таили Гвинианидзе, сесты Заиры. Она убита горем. Осталась одна. Зима в Тбилиси была холодной и голодной. В центре города шли бои.

В четыре часа дня я решила идти домой нижней дорогой, через Зеленый мыс. На платформе пустынно. Мимо проезжает грузовик. Кузов набит военными. Издают боевые крики. Стреляют в воздух. Промчались. И снова зловещая тишина.

В Хелвачаури назначен новый префект – звиадист. Прислали из Тбилиси. Он из местных, но некоторым неугоден, потому что тбилисские – не указ аджарцам. Новый префект врач. Одни его хвалят. Другие говорят, что он не знает местных порядков.

Я надеюсь на его поддержку. Забрезжила надежда на решение моего вопроса.

Поехала к нему на прием. Молодой, приятной наружности человек. Он меня заверил, что Олегу дом никогда не утвердят, что он подаст на него в суд. Ему известны черные дела этого человека. Он знает, что «хороших ребят», как он выразился, Олег сажал в психбольницу.

Обнадежил меня: старый дом, в котором я живу, он оставляет за мной и братом, мы его разделим на равных. Все, что я услышала, показалось мне фантастическим. Я слишком устала от долголетнего ожидания.

В нашем маленьком околотке – волнение. Просочился слух, что дом Олега отдадут то ли под детский сад, то ли под приют.

Когда я это услышала – не поверила. Но на Олега и тетку префект действительно подал в суд за незаконное строительство дома.

На Зеленом мысу я – единственная, кто вырастила киви. Теперь, когда приоткрылись границы, то круглые, величиной с яйцо мохнатые плоды киви стали популярными. Их очень ценят, в них больше витаминов, чем в лимонах. Их привозят из-за границы из субтропических стран. Мохнатая крупная ягода впервые была окультурена и получила широкое распространение в Новой Зеландии. Она названа в честь птицы киви – эмблемы Новой Зеландии. А на самом деле эта ягода родом их Китая, официальное ее название – актинидия китайская.

Мне привезли из-за границы несколько плодов. Я посеяла семена, и теперь моя беседка обвита мощной лианой. Я дала сеянцы Сереже Авдишвили, привила. В Турции знают киви, покупают молодые растения. Поэтому в Аджарии киви пользуется особой популярностью. Саженцы вывозят в Турцию, продают. Мы с Сережей и Венерой решили арендовать на склоне Карелинской дачи кусок земли и выращивать киви. Надеялись на заработок.

Несмотря ни на что, я не собиралась покидать Зеленый мыс. Саженцы киви в ботаническом саду мне обменяли на молодые растения лимона. Я их посадила на арендованной территории среди чайных кустов.

Все рушилось, а я наивно продолжала на что-то надеяться, жить будущим, которое для меня было связано с Зеленым мысом.

Как доктору наук мне положен телефон. И его еще прошлой осенью установили. Я могу связываться с соседями, знакомыми в Батуми. Мы часто перезванивались. Прогресс!

В середине мая я ждала Андрея. Самолеты летали: целых три рейса в сутки. Но ни на одном из них Андрей не прилетел. Прошли сутки, я продолжала встречать.

И опять я в аэропорту. Вдруг оказалось, что тот рейс, которым должен был прилететь Андрей, прилетел еще вчера. А его нет. Оставаться в аэропорту бесполезно. Я еду на Махинджаурскую почту к моей подруге Миле. Сюда я хожу регулярно. Она работает на телеграфе, соединяет меня с Москвой, накручивая какую-то старинную машину начала века. Когда соединяет, я слышу родные голоса. Но сейчас связи нет. Ясный, теплый день. Я смотрю в окно, откуда открывается вид на море, на железную дорогу, (она тянется вдоль моря). Я вижу проходящий мимо длинный тбилисский поезд. Именно на этом поезде и приехал Андрей. Но я об этом не знаю. Совершенно опустошенная иду, домой. Заглушая тревогу, начинаю крутить, месить чайный лист. Но все внутри дрожит от тревоги. Мысли роятся. Поднимаю голову и вдруг в распахнутом окне вижу Андрея. Господи! Какое счастье! Оказывается, в Москве рейс на Батуми задержали. Тогда он сел на тбилисский рейс, а потом из Тбилиси приехал домой поездом. Слава Богу! Тревоги позади. Теперь мы вместе надолго.

М.Т. Мазуренко © 2012 Утраченная Колхида